Введение в критическую агиографию
Наличие агиографического субстрата в агиографической легенде обязательно. Это означает, что агиографическая легенда строится как полностью (в идеале) интертекстуальное произведение [1]. Это значит, что она говорит не словами, а цитатами — иногда дословными, иногда нет, но всегда цитатами. «Цитируемые» тексты (в семиотическом, а не обязательно в узко-филологическом смысле слова «текст») образуют ее агиографический субстрат. Из этих текстов составляется тот самый информационный код, который был упомянут в предыдущем разделе в качестве определения для понятия агиографического субстрата.
Поэтому «лингвистическое» исследование агиографической легенды превращается в аналог анализа интертекстуальных связей литературного произведения, причем произведения такого, которое приближается к центонности (центон — жанр позднеримской поэзии, произведения которой составлялись только из готовых стихотворных строк, обычно Вергилия; аналогичный жанр возник и в грекоязычной поэзии, где для этого брали поэмы Гомера).
Агиографический субстрат — строительный материал агиографической легенды.
Строительный материал поступает на «стройку» с двух сторон: (1) частично из собственных запасов строителей, (2) частично закупается на месте. Остановимся на этом подробнее.
Например, освящение Сионской базилики в 394 году св. Иоанном II, епископом Иерусалимским, объясняется им в соответствующем Слове на освящение храма почти исключительно в ветхозаветных образах и понятиях, текст этого достаточно длинного Слова состоит почти исключительно из цитат из Ветхого Завета, так что неподготовленный человек вообще не поймет, о чем речь [2]. Для адекватного понимания автора его слушатель и читатель должен был «думать» ветхозаветными цитатами, как русский интеллигентный человек способен «думать» цитатами из стихов Пушкина или Цветаевой, а византийский интеллектуал — цитатами из Гомера.
Но то же самое Слово Иоанна Иерусалимского на освящение Сионской базилики дает нам хороший пример переменчивости местных христианских традиций. Несмотря на то что почитание Сионской базилики как одной из главных святынь Иерусалима никогда не прерывалось и в византийскую эпоху, а Иоанна Иерусалимского даже почитали во святых (хотя и не все, о нем были споры), его Слово на освящение базилики так и не вошло в византийскую агиографическую традицию. Причиной этого вряд ли послужила спорная для некоторых личность автора, ведь сама базилика была для всех «бесспорной», и, как доказывают многочисленные записки паломников, разъяснение значения этого святого места требовалось постоянно. Причина в том, что для византийского читателя Слово Иоанна Иерусалимского перестало быть понятным — и вследствие своей «центонности» (было бы почти оправданно употребить это слово без кавычек), и, главное, вследствие своего ветхозаветного «бэкграунда». В Византии оставалось очень много ветхозаветного, и воспитанные на христианских традициях Нового времени византинисты до сих пор как следует этого не замечают, но все-таки Иоанн Иерусалимский «зашкаливал» даже для Византии Юстиниана. В результате оригинальный греческий текст этого Слова был утрачен, и теперь оно доступно нам только в армянском переводе.
Почему в армянском — это еще одна иллюстрация к сказанному выше об особенностях локальных христианских традиций. Так получилось, что иерусалимские литургические, а заодно и паралитургические традиции IV века приобрели исключительную важность для Армянской церкви, которая основала на них свой богослужебный уклад и стремилась сохранять свое иерусалимское наследство в возможно более музеефицированном виде. Поэтому армянские материалы являются сейчас источниками первостепенной важности по иерусалимским христианским культам IV — первой половины V века. Тем временем в самом Иерусалиме никакой «музеефикации» не происходило, традиция развивалась поступательно, а те церкви (Константинопольская и западносирийские), которые продолжали ориентироваться на Иерусалим, взаимодействовали не с образом Иерусалима из прошлого, а с современной им иерусалимской реальностью.
Но это еще не все поучительное, что можно извлечь из нашего примера. «Музеефикация» архаичного иерусалимского наследства в Армянской церкви была вынужденной — следствием ее геополитического положения в V–VI веках (как раз тогда, когда происходило формирование ее главных традиций) в сфере влияния не Византии, а Ирана. Такое положение не исключало контакта между Арменией и Иерусалимом, но всякий
Итак, получаем, что иерусалимская христианская традиция IV века дошла до нас, грубо говоря, тремя путями: (1) в своих еле узнаваемых поздних, зато органических модификациях — через более поздние традиции самого Иерусалима, Византии и Западной Сирии; (2) в «музеефицированном» виде — через традицию армянскую; (3) в виде отдельных руин — через традицию Восточной Сирии (несторианскую) [3].
Это иллюстрирует нам, сколь разнообразным, в зависимости от места и времени, может быть тот материал, который предоставляется актуальной в данном месте и в данное время христианской традицией для строительства агиографической легенды.
Но бывает, что агиограф привлекает популярную в его время светскую литературу. Так, императрица Евдокия в V веке пишет стихотворное
Бывает, что привлечение светской литературы происходит на уровне сюжета. Так, известный мировой сюжет о воссоединении детей и родителей после многих лет разлуки и опасных приключений, популярный в Византии благодаря роману
Это позволило Делеэ назвать особую выделенную им категорию
Не касаясь пока проблемы исторического содержания агиографических романов, отметим, что их субстрат никогда не бывает только «светским» (хотя Делеэ на это особого внимания не обращал: для него агиографические романы были той областью агиографии, в которой она уже терялась в художественной литературе).
Так, в
Впрочем, мы увлеклись и вместо описания агиографического субстрата
Примечания
[1] | «Интертекстуальность» — термин, введенный в 1967 г. Юлией Кристевой для обозначения одной из основных особенностей поэтики постмодернизма — прямой и скрытой цитатности, происходящей из-за особого отношения к тексту. [ |
[2] | |
[3] | Наиболее отчетливо все эти закономерности видны на литургическом материале, который еще более непосредственно, нежели агиография, соотносится с формами культа. Введение в проблему, с соответствующей библиографией, см. в: |
[4] | См. подробно об этой литературе и о ее эпохе: Нонн из Хмима, Деяния Иисуса (М., 2002) (Scrinium Philocalicum, 1). |
[5] | Об этом писал еще Делеэ: |
[6] | Delehaye, Les passions des martyrs et les genres littéraires, 227–230. |
[7] |