Новая история фотографии
18 октября 1840 года Ипполит Байар подписал своим именем любопытный текст на обороте не менее странной фотографии: обнаженный до пояса мужчина, обернутый простыней, по-видимому, спит, сидя на чем-то вроде скамьи. Рядом с ним — два предмета: маленькая ваза и большая соломенная шляпа. Текст вносит уточнения по поводу содержания фотографии и ее надлежащего толкования: «Мертвое тело, которое вы видите на обороте, принадлежит г. Байару, изобретателю метода, чудесные результаты которого вы только что видели или сейчас увидите. Насколько мне известно, этот искусный и неутомимый исследователь посвятил усовершенствованию своего изобретения почти три года.
Академия, король и все те, кто видел его рисунки, которые он сам находил несовершенными, восхищались ими, как восхищаетесь сейчас вы. Это прославило его, но не принесло ему ни гроша. Правительство, щедро наградившее г. Дагера, заявило, что не может ничем помочь г. Байару, и несчастный утопился. О непостоянство человеческой природы! Художники, ученые, газеты так долго уделяли ему внимание, а сегодня, когда он уже несколько дней выставлен в морге, никто его еще не узнал и им не поинтересовался. Господа и дамы, перейдем к другим темам, дабы не пострадало ваше обоняние, ибо голова и руки этого господина, как вы можете заметить, начинают разлагаться».
Итак, эту сцену нужно интерпретировать как выставленное в морге тело утопленника — не признанного обществом (правительством, учеными, газетами) изобретателя фотографического процесса (Байара). Человек, который в 1839 году изобрел прямой позитив, спустя год жалуется, что ему предпочли Дагера, не оставив иного выхода, кроме самоубийства. Горькое сетование на переменчивость политических и промышленных веяний, эта фотография, таким образом, является выражением разуверения, покорности судьбе, разочарования. Это изображение одинокой меланхолии художника. И вместе с тем это первая придуманная фотография, иллюстрация к истории, в которой видимые знаки нужно интерпретировать с помощью ключа, своего рода «легенды»; чтобы оправдать такое прочтение, Байар пользуется фотографической правдивостью, говоря, например, о разложении головы и рук, тогда как все дело в летнем загаре, подчеркнутом слабой чувствительностью солей серебра к оттенкам красного и коричневого цветов. Опирается он и на другую особенность фотографического процесса: необходимость длительной, в несколько минут даже на ярком солнце, выдержки, не подходящей для портрета (дагеротипный портрет был в это время делом крайне затруднительным) и допускающей разве что изображение умерших или позирование с закрытыми глазами. Затронутая Байаром тема (утопленник) касается, таким образом, самой природы фотографии и того метода, который он изобрел.
Поскольку Байар сделал три снимка (его метод прямого позитива давал единственное, не тиражируемое изображение), поскольку рядом с собой он поместил статуэтку купальщицы (в нижней части данного отпечатка она почти не видна), вазу и шляпу, частые атрибуты его композиций, своего рода фетиши или авторские эмблемы, надо полагать, что он хотел создать личностное, символическое «творение». В бессмертную тему автопортрета художника он внес подтекст двойного свидетельства: об успехе его метода (породившего изображение, которым «восхищаетесь сейчас вы») и о неблагодарности судьбы по отношению к «искусному и неутомимому исследователю».